Rette Mich

Отец задумчиво провел рукой по струнам. Так, понятно, у него очередное погружение в пучину прошлого.
Мама сидела и сосредоточенно ткала гобелен с изображением всей нашей семьи. Он был почти закончен – не хватало лишь подписи в самом низу. Рисунок поражал своей реалистичностью – посередине композиции сидит отец с лютней в руках, у его ног сижу я с обычным для меня наглым видом и рассыпавшимися по плечам медно-рыжими волосами, положив руку отцу на правое плечо стоит мама в зеленом платье, с другой стороны от нее – сестрица в красно-черным и видном ангела по плоти, сзади отца – задумчиво улыбающийся брат. Семейная сцена. Если бы так бывало в реальности… Если сестра умела нормально общаться, брат хоть раз вылез бы из своей мастерской и поговорил без научных терминов через каждые два слова, отец не улетал куда-то отсюда (а в последнее время он делал это все чаще), а мать оторвалась от этого гобелена.
Дверь открылась и в комнату вплыла сестра, по-другому и не скажешь. Сестрица моя отличалась вредным характером и непонятным цветом волос – в темноте чернее ночи, а на свету отливают рыжиной. В остальном похожа на мать чуть более темной, чем меня или брата, кожей, карими глазами и менее резкими чертами лица. Звалась она сложным именем Линариэль Нарьялотэ, что значит Линариэль Огненный Цветок… Если вспомнить мое собственное имя или имя отца, то эта вычурность уходит на второй план. Она устроилась на подоконнике, где уже вторую неделю лежала незаконченная вышивка с эмблемой нашей семьи – восьмиконечной звездой, и стала вышивать. Моя сестра. Вышивать. Я несколько опешил.
Дверь снова раскрылась. Уже и почитать спокойно не дают! На этот раз вошел мой брат, он даже умудрился ничего не снести по дороге к дивану! В одной руке у Рениона Атаринке или просто Рена была деревянная доска с прикрепленным к ней листом бумаги, во второй – графитный стержень и несколько разных видов линеек. Он уселся в моем любимом углу, образуемым нашим угловым диваном, положил доску к себе на колени и стал сосредоточенно что-то чертить. Я зевнул.
Отец снова провел рукой по струнам. Да что с ним такое сегодня! Опять вспоминает свои давно погибшие земли, когда ж это кончится… Сумасшедшая семейка.
Вдруг он отложил лютню и встал. Подошел к матери, что-то сказал ей на ухо. Мама улыбнулась и кивнула. Я смотрел на это с откровенным удивлением. Так…
Отец заметил необычное (т.е. не наглое) выражение на моем лице и сказал:
– Пойду прогуляюсь у моря… - нет бы мне насторожится на отсутствие «Я скоро вернусь», так нет же, я даже не подумал об этом! Я встал (ибо до сего момента спокойно сидел прямо на ковре, прислонившись спиной к книжному шкафу и пытался читать, но больше смотрел на происходящие или слушал пение отца, как минимум, оно того стоило) и подошел к нему, чтобы просто сказать «Пока». Но что-то кольнуло в сердце, и я вдруг обнял отца. Он явно был удивлен этому поступку не меньше, чем я сам. Он прошептал мне на ухо
- Прощай… - и вышел из комнаты. Я застыл, мама проводила отца взглядом, Рен и Лина не оторвались от своих дел. Как странно,… почему у меня в душе страшное чувство, что я больше я не услышу его голос, не увижу его глаза… черт, что-то я уже совсем схожу с ума.
- Все как хотят, а я спать, - громко произнес я.
- Ну и иди, - только и сказала сестрица. Да мать пожелала «Спокойной ночи»
Сумасшедшая семейка.
***
Утро началось как всегда – с громкого хлопка в стороне реновской мастерской. Опять мой слишком сильно одаренный братец что-то изобретает. Я встал и раздернул шторы.
День обещал быть солнечным, во всяком случае, сейчас золотой свет заливал холмы и относительно далекую гладь Великой реки. Небо, нежно-голубое как флаг Второго дома, было нереально чистым. Слишком светлое утро. Слишком. И мне это не нравилось.
Я быстро оделся, попытался кое-как причесать свои медно-рыжие волосы – безрезультатно. Плюнув на это неблагодарное дело, я составил их свободно лежащими на плечах и вышел из комнаты.
В коридоре было подозрительно тихо… ни тебе взрывов из комнаты Рена, ни тихой музыки из комнаты отца и матери, ни веселого смеха из комнаты Лины… тишина наполняла наш замок. Тишина…
Я спустился по лестнице вниз и из холла попал в библиотеку, служившую нам одновременно и гостиной. Отца нигде не было, а лютня его там же, где вчера он ее оставил. Странно… отец – певец, так что это было очень и очень странно. Мать сидела в кресле, на ее лице было написано непонятное мне волнение. Рен и Лина сидели недалеко от нее, причем Рен был без каких-либо инструментов и без своей неизменной доски, а Лина – без книги или вышивания. Та-а-ак, что тут произошло? Что еще за семейная идиллия?
- Aiya, - сказал я, входя в комнату.
- Ты отца не видел? – с места в карьер начал мой младший брат.
- Рен, напомню тебе, я вчера раньше всех ушел спать, и проснулся позже всех, - наглой улыбнулся я.
- Успокойся, - вдруг подозрительно тихо сказала мать, - понимаешь, дома он не ночевал. Т.е. ушел вчера и все…
Я застыл на пороге. Вспомнились вчерашние предчувствия.
- Лорд Куруфинве, там рыбаки пришли… - вдруг обратился ко мне наш дворецкий. Лорд… это обращение к отцу – меня обычно зовут «мастер». Мне это не нравится, очень не нравится. Я поймал удивленный взгляд матери и молча кивнул слуге.
Мимо меня в комнату вошел человек в потрепанной морскими ветрами одежде, в руках он мял соломенную шляпу. Он явно не знал, как начать, а может просто не знал, как к нам обратиться, все-таки не люди.
- Зачем ты пришел? – прервал я замешательство человека.
- Там… вам лучше самому посмотреть, ма-а-а… лорд - выдохнул он. Совсем плохо… очень плохо… Я пожал плечами и вышел вслед за ним из комнаты.
Он повел меня к берегу моря, даже не реки. Мы шли довольно долго, пока не вышли на золотой песок пляжа,… я увидел его издалека.
На песке разметались отяжелевшие черные волосы, глаза были закрыты, на ресницах сверкали кристаллы водных капель. Лицо было поразительно спокойным, как никогда не было при жизни. На губах застыла… улыбка. Да, именно улыбка. Казалось, он спит…
Я склонился над отцом. Нет, дыхание не колебало губ, не дрожали веки,… он был мертв, и душа его ушла в Мандос. Я не выдержал и упал на колени рядом с его телом. Нет, нет, нет,… Я приподнял голову отца, пальцы случайно наткнулись на что-то, сильно отличное от шелка его волос. Чуть раздвинув черные пряди, я увидел на затылке открытую рану,… значит, умер он быстро. Или специально искал, где бы упасть на камни…